Читаем без скачивания Мир, в котором меня ждут. Ингрид - Екатерина Каптен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В основном Ингрид смотрела, что и как делают другие. Ей и Сольвей доверили пока только готовить начинку для пирогов и резать пекарскую бумагу. Они шуршали листами, чикали ножницами, гремели противнями, таскали банки с вареньями и котелки с капустой, грибами, зеленью, картошкой, сыром, творогом и рыбой. Когда один из противней с хлебом был готов, Ингрид доверили отнести его в печь. Она послушно взяла его и понесла, глядя себе под ноги, чтоб не запнуться. Но именно в этот момент в ней снова загорелась гневная обида на земных одноклассников. Её привёл в чувство вопрос одного юноши-академиста, который отправлял хлеб в печь:
– Что это?
– А, где, что? – Ингрид вернулась в себя.
– Что случилось с хлебом? – с удивлением и строгостью повторил он.
Ингрид уставилась на противень. Ей вручили упругие воздушные белые хлебы, которым не хватало только огня, а сейчас на противне лежали просевшие серые недобулки. Юноша посмотрел внимательно на Ингрид, потом на противень.
– Вам, видимо, не стоит заниматься обиходом в пекарне, если хлеб так на вас реагирует.
Ингрид не знала, что сказать. Она заметила разницу до и после, и в голове не укладывалось, как так случилось. Зато стало ясно, почему бабушка в деревне (строго говоря, прабабушка, поскольку она приходилась мамой бабушке) называла тесто живым. И оттого, что тесто просело, Ингрид стало ещё сквернее. Ей настоятельно рекомендовали сменить обиход на этот месяц, а в оставшееся время в пекарне Ингрид подметала, носила и подавала всё, что не касалось самого хлеба. Сольвей попыталась её утешить, на что Ингрид сказала, что это необязательно, в конце концов, у неё действительно было дурное настроение. Но с понедельника обиход следовало сменить.
Ингрид решила, что надо сразу пройти не самые приятные для неё сферы деятельности, например, прачечную, куда она и отправилась с понедельника. Одежду на стирку во Дворце все – и преподаватели, и учащиеся, и прочие – относили с утра и до начала обихода, в среднем раз в неделю. Задача «прачек» заключалась в том, чтобы не перепутать одежду и всё вернуть своим обладателям. Так как в котомках одежда лежала вся вместе, а её следовало рассортировать по разным ушатам-самостиркам, тут требовались логика, внимательность и память. В одном большом бассейне плавали самостирающие ушаты для белого и светлого белья, в другом бассейне – для шерсти, в третьем – для тёмных вещей, и совсем отдельно стояли кадушки для линяющей одежды. Потом всё следовало высушить, выпрямить и разгладить. К счастью, с помощью бытовой магии и различных приспособлений это было не слишком сложно. Подписанные котомки, которые приносили в прачечную с одеждой, на обратном пути превращались в чехлы для неё же, только чистой.
Ингрид с первых минут на новом месте раскладывала бельё по ушатам, нумеровала их и отмечала в списке. Дверь в прачечную открылась, на её пороге стоял Уранос Пифагор. Он совершенно не смущался тем, что принёс свою котомку с большим опозданием. Из всех студентов на обиходе Уранос выбрал именно Ингрид, чтобы вручить ей мешок. И не ушёл сразу, а зачем-то остался стоять рядом, пристально следя за тем, как она обращается с его вещами. Ей было неудобно просить преподавателя выйти, но и работать под инспектирующим взором не доставляло удовольствия. Тогда она решила действовать так, будто тут никого нет.
Ингрид вытащила семь белых сорочек, пару длинных туник и положила их в один ушат, в другой отправила шерстяные вещи и отдельно – шоссы. Потом, согласно инструкции, в ушаты нужно было положить мыльные орехи, что Ингрид и сделала: зачерпнула рукой орехи из мешка и положила их на сорочки.
– Хм, хм, хм, – раздалось за её спиной.
Ингрид не знала, к чему это относилось, и поэтому не обращала внимания.
– Голубушка, – прозвучал елейный голос, – а вы не собираетесь выполнять инструкции?
Ингрид легко было заставить сомневаться во всём и сразу, однако инструкцию она помнила хорошо, и было непонятно, к чему он придирается. Уранос Пифагор повёл бровью, будто бы его тяготило общение с таким конченым недоумком:
– Если бы вы внимательно читали инструкцию, – тихо и медленно продолжил он, – то увидели бы, что там написано, сколько именно надо класть орехов для стирки.
Ингрид поняла, что он имел в виду. В рекомендациях действительно указывалось, что на кадушку белого белья следует брать от семи до пятнадцати орешков, в зависимости от количества белья и степени загрязнения. Ингрид выгребла орехи и положила в тарелочку, потом пересчитала бельё.
– И сколько же по инструкции надо положить орехов? – тихо, но с вызовом спросил Уранос Пифагор.
– Десять, – ответила Ингрид.
– А точнее? – не унимался он.
– Десять с половиной. – Ингрид уже начало раздражать, что он позволяет себе совершенно безосновательно и так долго задерживать её работу.
– Вот тогда будьте так любезны, напрягитесь, сосредоточьтесь, сделайте над собой усилие и сосчитайте орехи, прежде чем их так бездумно класть. – Уранос Пифагор аристократично поднял брови.
Ингрид взяла орехи из тарелочки в ладонь и на его глазах переложила обратно по одному, сосчитав каждый – их оказалось ровно десять с половиной. Чтобы скрыть своё посрамление, Уранос Пифагор вытянул лицо, кивнул, добавив: «Вот так-то», и развернулся. Он шёл на выход медленно и важно. Ингрид покачала головой и буркнула себе под нос: «Зануда». Возможно, он её услышал, поскольку приостановился, чуть повернул голову и только потом пошёл дальше. Ингрид очень надеялась, что не услышал. Однако уже во вторник её почему-то перевели на обиход по мытью санузлов.
Ингрид получила свои ведро, швабру, щётки, ветошь, люфу и банки с какими-то порошками. До Междумирья она считала, что сода, соль, сахар, мука и крахмал – это все возможные варианты белых порошков, и сейчас удивлялась их разнообразию. Студентка Академии, которая администрировала этот обиход, кажется, всю свою ликейскую жизнь провела именно здесь.
«Вряд ли это „Пемолюкс“», – подумала Ингрид и, поскольку администратор не собиралась ничего объяснять, решила спросить сама:
– И что делать с порошками?
– Этот в ведро с водой, полы мыть. Этот – на тряпочку, если надо оттирать жирное, а это и это – на все остальные загрязнения, – тыкая пальцем в разные банки, ответила та.
Ингрид послушно направилась к двери, которая вела в уборную. Здесь система с дверями была такая же, как и в личных комнатах. Через одну дверь можно было попасть в любую свободную уборную и вернуться на исходное место. Как только уборка одной заканчивалась, надо было идти в следующую и мыть её, и так все два часа обихода. Предполагалось, что мытьё одного санузла занимает от 15 до 30 минут, то есть в день Ингрид должна была мыть от четырёх до восьми уборных.
Она растворила один порошок в ведре, чтобы мыть пол, другие два порошка оказались горчицей и содой – ими оттирали пятна. Последняя банка была с лимонной кислотой, которую просто высыпали в горячую воду прямо в раковине и давали настояться. После всего надо было насухо вытересь разводы. Ингрид в первый же день стёрла руки в кровь. Она попросила у администратора перчатки, но та с сожалением покачала головой и порекомендовала мази для рук.
Кожа на руках пересохла, потрескалась и дико болела. Хельга, увидев это, после ужина пошла с Ингрид сначала в свечной погребок, потом в хранилища продуктов и в лазарет, собрав необходимые ингридиенты. В каждом месте она давала свой кредитный альбом, где ей зачёркивали печати обихода. Из воска, масел, мёда и каких-то капель она намешала тёплую ароматную массу и нанесла на руки девочки на оставшееся до вечерней молитвы время. Ингрид была удивлена, но кожа на руках полностью восстановилась.
– Хельга, давай с запасом сделаем мазь, мне ещё месяц горшки мыть.
– Да чем ты так себе спалила кожу?
– Не знаю. Соду я распознала сразу, но она кожу так не сушит. Горчицу тоже узнала быстро, старалась, чтоб на руки не попала, потом была, кажется, лимонная кислота, но в неё я тоже руки не опускала. А вот чем я мыла пол, я не поняла.
Ингрид как могла описала ей белый непонятный порошок, на что Хельга протянула:
– А-а-а,
